02.11.21

Улицы раздора

Из-за чего вспыхивают конфликты в Новосибирске и как направлять их в конструктивное русло?

Пульс транзитного города

Большой город, как губка, вбирает в себя самых разных людей — с разными взглядами на жизнь, разными подходами к решению одних и тех же проблем, наконец, просто с разными характерами. И порой достаточно небольшого повода, чтобы он стал искрой, из которой разгорается пламя конфликта. Здесь жители одного дома перегораживают единственный мост через маленькую речку, чтобы по нему не ходили люди из другого дома, тут кто-то бросает клич в соцсетях о необходимости противостоять застройщикам, покушающимся на памятник архитектуры, а в это же время две стороны готовы сойтись чуть ли не стенка на стенку, чтобы поддержать или запретить неоднозначную оперу на сцене главного городского театра… Но есть ли у этих конфликтов закономерности и можно ли, выявив их, научиться прогнозировать вспышки городских страстей и управлять ими?

Впервые в истории Новосибирска в 2021 году ответ на этот вопрос стала искать группа социологов из Новосибирского государственного технического университета НЭТИ. Весной коллектив учёных под руководством доктора социологических наук Ирины Скалабан выиграл грант, совместно финансируемый Российским фондом фундаментальных исследований и правительством Новосибирской области, и приступил к составлению карты городских конфликтов. О том, как идёт эта работа, Ирина Скалабан рассказывала «Ведомостям» в июле. Теперь первый этап окончен, и собранная исследователями база данных и карта городских конфликтов Новосибирска была представлена на суд общественности 26 октября. Материал для карты и базы данных собирался прежде всего по открытым источникам — было проанализировано множество публикаций СМИ и постов соцсетей.

Социологи установили, что за последние 10 лет в Новосибирске произошло около 150 городских конфликтов. 44 самых резонансных из них отмечены на карте.

Самый ранний из них — конфликт вокруг попытки строительства гостиницы в Нарымском сквере, которая была предпринята в середине 2000-х годов. С него, как отмечает один из авторов проекта кандидат философских наук Юрий Лобанов, и началась гражданская активность в Новосибирске.

Понять природу городских конфликтов невозможно без учёта истории формирования участвующих в нём местных сообществ. Для Новосибирска как транзитного города это особенно актуально: как отметила доктор социологических наук, профессор НГУАДИ Надежда Вавилина, почти 60% нынешних жителей города родились не здесь, а 30% новосибирцев планируют отсюда уехать при первой возможности. Коронавирус, кстати, ещё немного остужал тягу к миграции: в 2020 году покинуть Новосибирск планировали 23% его жителей. А человек, который совсем недавно приехал в любое новое место на ПМЖ (в нашем случае Новосибирск), утрачивает привычный образ жизни и заново ищет ответ на вопросы: кто я, где я и кто меня окружает? Советник генерального директора Агентства инвестиционного развития НСО Лада Юрченко отметила, что у любого, кто попадает в незнакомое место, возникает растерянность. И если никто не помогает ему встроиться в новые условия, то личный кризис перерастает в конфликт с обществом. «Человек не может выйти на площадь и сказать: “Мне плохо!”, поэтому он идёт поджигать кнопки в лифте. Если нет системы управления конфликтом, то в условиях, когда все вокруг оказываются чужими людьми с разных территорий, это приводит к маргинализации. Поэтому нам требуется чёткое картирование территории по массе параметров, формирующих личность человека, — национальности, образованию, культуре и так далее», — подчеркнула Лада Юрченко.

Где дороже — там острее

Судьба военного городка в Октябрьском районе Новосибирска стала поводом для одного до сих пор длящегося общественного конфликта.

При составлении карты выявилось несколько интересных закономерностей. Новосибирские конфликты в основном локализуются в двух зонах — в центре (так называемая золотая миля) и в Академгородке, при этом три четверти академовских конфликтов сосредоточены в Верхней зоне. Около 70% конфликтов сконцентрировано в районах с высокими ценами на жильё — по крайней мере, «тепловая карта» высоких цен на недвижимость полностью совпадает с точками конфликтов. Какую-то гипотезу на этот счёт, по мнению Юрия Лобанова, выдвигать пока рано. Такая же цифра — 70% — относится к числу конфликтов, возникающих вблизи зелёных зон или водоёмов, это относится к обоим берегам Оби.

Однако при этом в Новосибирске отмечается аномальная зона, выбивающаяся из общего правила, — район Заельцовского парка, где при близости зелёной зоны и высокой стоимости жилья конфликтов нет.

Надежда Вавилина поделилась результатами ещё одного интересного исследования, перекликающегося с «конфликтной» картой. Оно касалось процессов джентрификации — замещения коренного населения пришлым. Впервые этот термин применили британские социологи в 1964 году, изучая замещение в лондонских районах местного бедного населения состоятельным. В Новосибирске, по данным Надежды Вавилиной, джентрификация чётко фиксируется с 2018 года и только в двух окраинных районах — Калининском на севере и Советском на юге. В Советском районе, который с 1950-х годов складывался как уникальный научный анклав со своим особым типом жителей, устоявшаяся среда понемногу размывается. Калининский же район, самый молодой по возрасту (он образован в 1980 году) и изначально сформировавшийся как научно-производственный вокруг НЗХК и других заводов, претерпевает другие метаморфозы. Здесь новые территории занимаются и застраиваются произвольно, и в них селятся жители, которые ничего не знают про старую атмосферу района. На улицах Богдана Хмельницкого, Учительской, Объединения и других формируются свои сообщества, пока не связанные друг с другом. Возникнут ли между ними конфликты, покажет будущее. А пока в Калининском районе конфликтуют «старое» и «новое» — как показала история со сносом клуба «Отдых» (знакового для жителей Богданки) и возведением на его месте высоток, никак не вписывающихся в сложившийся более полувека назад облик этой улицы.

Представитель власти на конференции — вице-мэр Новосибирска Анна Терешкова — сформулировала задачу, которую должны ставить перед собой чиновники в диалоге с обществом: уметь доступно рассказывать людям о тех изменениях, которые планируются в городе на ближайшие 10–20 лет, чтобы предупреждать на корню возникновение конфликтных ситуаций. И, как добавляет Лада Юрченко, власть должна спрашивать самих людей, какие изменения нужны им: сбор мнений жителей не менее важен, чем информирование их об изменениях, планируемых без их участия. Иначе неизбежно будет повторяться знакомая ситуация, при которой люди остаются недовольны даже тогда, когда им поблизости строят школу, устраивают детские площадки — но ждали-то они в первую очередь чего-то другого…

Но и «обороняющейся» стороне есть куда расти: краевед Константин Голодяев обратил внимание на то, что оборонительным сообществам недостаёт взаимодействия с экспертами, без которых они обречены на поражение. «Если к обороне присоединятся люди, которые подскажут, что делать, куда обратиться — в суд, мэрию, инспекцию по охране памятников, — из конфликта удастся выйти, не доводя его до протеста. Это могли бы быть те же депутаты. На Богданке был депутат Дмитрий Прибаловец, который очень помог нам в локализации достопримечательной зоны», — напомнил Голодяев.

Что дальше?

Отстоять одно из культовых мест Калининского района — клуб «Отдых» — общественности не удалось.

Разложить все конфликты по своим тематическим «полочкам» невозможно: очень часто конфликт, спусковой крючок (или, как теперь принято говорить, триггер) которого находится в одной сфере, с лёгкостью перетекает в другие. Например, большинство конфликтов в Академгородке возникали как экологические, хотя в них тесно сплетались самые разные элементы. С другой стороны, ряд конфликтов фактически являлись экологическими, хотя маркировались по-другому.

Работа социологов только в самом начале: презентацию карты конфликтов трудно назвать даже промежуточным итогом. Впереди — прорисовка на карте нескольких слоёв, которые позволят группировать конфликты по самым разным признакам.

Предстоит учёным проверить и ряд гипотез, которые родились во время подготовки карты. Например, влияет ли на формирование конфликта наличие рядом с конфликтной зоной крупного предприятия, сотрудники которого живут кучно где-то неподалёку? Или тот же военный городок №17 в Октябрьском районе, конфликт вокруг которого связан с разными видениями его дальнейшей судьбы: как на его развитие повлияет то, что рядом с городком, так исторически сложилось, живут люди, тесно связанные с военной средой?

Помогают ли подобные проекты повлиять на будущие городские конфликты? Опыт тех немногих городов, где озадачивались созданием «конфликтных» карт, говорит, что да. Власти таких разных городов, как чилийский Сантьяго и венгерский Будапешт, используют карты, принимая градостроительные решения — по крайней мере, на уровне обсуждений. Будет ли такое в Новосибирске? Вряд ли — в ближайшей перспективе.

Кстати, в том, что разговор о городских конфликтах зашёл за неделю перед Днём народного единства, есть даже что-то символичное. В конце концов, как бы мы ни делились внутри одного города на местных и понаехавших, старых и молодых, консерваторов и прогрессистов — Новосибирск у нас один. И разорвать его на множество маленьких комфортных своему узкому кругу лоскутков не сможем, иначе это будет уже не наша привычная «столица Сибири»…

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА
back

Материалы по теме:

08.07.21 Бои большого города

Доктор социологических наук, профессор Ирина Скалабан — о том, кто, с кем и каким образом конфликтует в Новосибирске и как конфликты могут послужить развитию городской среды

Новости  [Архив новостей]

x

Сообщите вашу новость:


up
Яндекс.Метрика